Проект «Глубинка»

В проекте «Глубинка» рассказываем о трагедии сестры Хатыни – деревни Асташево

Сведения о трагедии этой деревни, которые есть в книге «Память», довольно скромные. Здесь можно почитать о том, что в годы войны Асташево немцы пытались уничтожить дважды.

В этом году у обелиска в память о мирных жителях, сожженных фашистами, устано­вили табличку с QR-кодом. Код памяти, который нельзя просто оцифровать и от­ложить подальше, до удобного случая — надпись на памятнике с перечислением сгоревших заживо.

ЖИЛИ БЕДНО, НО БЫЛИ СЧАСТЛИ­ВЫМИ. Асташево сегодня навевает если не грусть, то определенную ностальгию. Когда-то это была довольно большая деревня со своей школой и клубом. Во всяком случае именно так рассказывали о довоенном селе его жители. Эти воспо­минания сейчас хранятся в Ведренской школе: в учреждении образования долгое время собирали сведения об асташевской трагедии, которые потом пополнили экс­позиции школьного музея.

Всего до войны в населенном пункте насчитывалось 56 домов, 10 колодцев, стояли хозпостройки. Чуть позже он стал центром колхоза «Ударник». В ходе под­готовки исследовательской работы учени­ки под руководством педагога Светланы Кошелевой воссоздали схему довоенно­го села. На ней по обе стороны длинной улицы значатся дома местных жителей, в центре – школа, ближе к концу – погост. Обычная деревня, привычная для тех лет жизнь.

«Жили бедно, обуть-одеть было нече­го, — читаю в воспоминаниях Полины Песецкой. – Однако трудились все на со­весть. В 14 лет я пошла работать в колхоз. Работали тогда так, что кони не выдержи­вали, а человек должен быть выносливым. При этом искали возможность отдохнуть и повеселиться. И умели быть веселыми и счастливыми. Это потом спасало нас в войну. Как будто специально к этому го­товила нас жизнь».

ДВАЖДЫ СОЖЖЕННАЯ. Для дерев­ни же жизнь подготовила судьбу сестры Хатыни – места памяти и скорби, боли многострадальной белорусской земли. Особенно зверскими были расправы фа­шистов с теми, кто поддерживал связь с партизанами. «Мой отец, Демьян Коз­лов, тоже выполнял поручения отряда, — вспоминает Анна Козлова. – В 42-м в деревню приехали каратели. Отец успел спрятаться, а полицаи ворвались в наш дом. С ужасом мы, дети, смотрели, как уводят маму. Про ее мучительную смерть мы узнали позже. По рассказам очевид­цев, полицаи привязали ее к оглобле и за­ставили бежать вместе с лошадью».

В первый раз дома в селе немцы подо­жгли в 1943-м. Тогда по указке старосты Ивана Бородавко захватчики уничтожи­ли 16 домов. Здесь жили те, чьи родствен­ники ушли в партизаны. Уже спустя годы, в послевоенное время в деревню придет известие о том, что местная жительница случайно столкнулась с предателем на ленинградском заводе, где работала вме­сте с бывшим старостой. Она узнала его, рассказала о встрече соответствующим органам. Было следствие, и Иван все-таки предстал перед судом.

Во второй раз масштабы трагедии были более серьезными. «Утром 21 апре­ля в деревню приехали народники, — в свое время рассказала юным исследовате­лям истории Евдокия Яскевич. — Как же они шалели: переворачивали вверх дном дома, выгоняли из сараев скотину. Вече­ром поехали из деревни, а утром их возле колодца нашел староста. Они были убиты и забросаны ветками. Скоро появился ка­рательный отряд».

Существовали и другие версии. Со­гласно одной, очень много сельчан сража­лось в партизанских отрядах, по несколь­ко человек из семьи. Вторая говорит о плане «выжженной земли», в который попало и Асташево. Позже Ни­колай Катульский напишет о том, что «партизаны не знали в тот день о трагической судьбе деревни и ее жи­телей. Потому не могли прийти на помощь». Да и сам Николай со своим отцом тогда не подозревал, что никого из их семьи больше нет в живых.

22 апреля 1944 года, когда таким близким казалось освобожде­ние, каратели вновь ворвались в деревню. Они заходили в каж­дый дом, выгоняли сельчан на улицу, а строения поджигали. Никто из местных так и не признался за­хватчикам, кто убил народников. Тогда фашисты отделили от толпы 22 человека, согнали в один дом и сожгли их заживо.

«Кто остался в живых, ночь не спал. Все боялись, что фашисты вернутся и сожгут остальных, — трудно читать воспомина­ния Екатерины Бородавко, которой по­счастливилось выжить. — На следующий день, когда немцы и народники оставили деревню, мы собрались на пепелище. От­дельных узнавали по кусочкам одежды, что сохранилась снизу. Но большинство сожженных не нашли. Похоронить по-че­ловечески каждого на кладбище было не­возможно».

Нина Катульская тогда была совсем ребенком. Ей чудом удалось спастись, а когда она вернулась домой, узнала, что мама погибла в огне. «Как только я по­дошла ближе к сгоревшему дому и увиде­ла погибших, поняла: там моя любимая мамочка, — рассказывала она. — Я тогда кинулась к ним, раскидывала обгоревшие бревна, разгребала пепел – хотела узнать маму. Однако это не получилось. Стояла и плакала, плакала как и все, кто там был. Кто предложил похоронить всех в брат­скую могилу, я уже не помню. Останки людей собирали в покрывала. Я брала их в руки и все думала, что они – моей мамы».

ПАМЯТЬ ЖИВАЯ О МЕРТВЫХ. По­хоронили всех в одной могиле, на том же месте, где погибли мирные жители. Поса­дили там сосну, рябину и две березки. А когда война закончилась, решили: памят­ник должен стоять на видном месте, у до­роги. Поэтому перенесли останки в начало деревни и поставили памятник-обелиск.

Имена сожженных заживо асташев­цев занесены в Книгу памяти школьного музея. О трагедии деревни рассказывают ребятам во время экскурсий по его экс­позициям, на уроках и классных часах, а обелиск в Асташево стал локацией для проведения различных мероприятий с участием подрастающего поколения. Да и сами школьники взяли шефство над этим памятным местом: наводят порядок, бла­гоустраивают, приносят сюда цветы.

А недавно создали макет довоенной деревни. На нем — еще целые и невреди­мые дома сельчан, во дворах копошатся куры, а на крыше свил гнездо аист. Как тогда казалось — на счастье.

**********************************

Чем привлекает людей почти забытая деревня Лукомльского сельского совета, рассказываем в проекте «Глубинка»

Еще несколько лет назад этот населенный пункт считали практически умершим. Сегодня здесь на улице можно увидеть копошащегося в песочнице ребенка, а люди выкупают пустующие участки. Как и обещали, в проекте «Глубинка» рассказываем только самое интересное.

В Берёзках Боровые растят своих детей. Юлия утверждает, что все условия для них здесь есть

Признаюсь честно, впервые услышав про Берёзки, ис­кренне удивилась, что такая деревня существует в нашем районе. Оказалось, добраться до нее совсем несложно: дер­жи курс на Белую Церковь — и по дороге обязательно уви­дишь то, что искал. А проехав вдоль села, поймешь, почему именно Берёзки: такой уди­вительной красоты березо­вую рощу еще стоит поискать. Впрочем, березы здесь – как опознавательный знак, они растут повсюду и навевают определенную ностальгию по детству и лету, проведенному у бабушки в деревне.

Эта самая ностальгия в какой-то мере и стала движу­щей силой, которая привела сюда молодую семью Юлии и Ивана Боровых. Впрочем, рассказывать эту интересную историю нужно с самого на­чала.

— Хоть когда-то тут стоя­ло всего домов 10-12, в дерев­не была достаточно развитая инфраструктура, — вводит в курс дела председатель Лу­комльского сельисполкома Нелли Гамбарян. — Здесь на­ходилась большая, хорошо оборудованная МТС, при ней – своя школа, где учили ме­ханизаторскому делу. Кроме этого, село могло похвастать­ся магазином, баней, обще­житием.

В некотором роде конку­рентом небольшого населен­ного пункта стала Черея, ко­торая со временем все больше и больше застраивалась, в ней возводились дома для работ­ников сельхозпредприятия, и людские ресурсы стали посте­пенно перетекать в более пер­спективную деревню. Позже туда же «переехал» и магазин, а общежитие превратилось в объект, который сегодня на­зывают домом совместного проживания: сюда поселили бабушек, что доживали свой век в умирающих Берёзках.

На протяжении несколь­ких десятков лет время упор­но хотело стереть это село с карты района. К счастью, оно оказалось не всесильно. Дом, в котором когда-то находи­лись магазин и общежитие, приглянулись Боровым. Как раз с этого момента и начина­ет отсчет новая жизнь почти умершего населенного пун­кта.

— Старший брат мужа дав­но присматривался к этому селу, — рассказывает хозяй­ка большой усадьбы Юлия Боровая. – Рассказал об этом месте своему отцу и моему супругу, которые загорелись идеей перебраться сюда. Сами они из Орши, я – уро­женка Сенненского района, а в результате муж и я стали жителями Чашниччины.

Бывшее общежитие сейчас превратилось в большое семейное гнездо. Реконструкцию и ремонт помещений Боровые делали своими руками.

Собственно, то самое об­щежитие, на первом этаже которого размещалась торго­вая точка, и стало семейным гнездом Боровых. Его выку­пили на аукционе, чтобы пре­вратить в постройку, кото­рая впечатляет с первого же взгляда: и размерами, и вели­чием, и объемами вложенных труда, времени, сил.

Вместе с новыми жите­лями в деревню вернулась жизнь. Здесь снова стали слышны голоса людей, за­стучали топоры и укрепилась уверенность в том, что буду­щее у Берёзок есть. Супруги же строили не только дом, хозпостройки, но и гранди­озные планы. Говорят, места здесь настолько красивые, что хочется разделить эту красоту с гостями района, поэтому подумывают о созда­нии агроэкоусадьбы.

И если агроусадьба еще только в планах, то с пристав­кой «эко» у них все прекрас­но: есть подсобное хозяйство, все, что можно, выращивают на собственном участке. При­бавьте сюда чистый воздух, который в том числе обе­спечивают все те же березы, озеро, в нескольких минутах ходьбы от дома Боровых, удивительные закаты и пе­ние птиц по утрам. Все это перечисляет хозяйка в ответ на вопрос, почему пусть не мегаполисы, но все-таки рай­центры супруги сменили на уютные Берёзки. Мол, здесь и дышится легче, и живет­ся проще. У Юлии с мужем – своя философия. Она на­столько проста и понятна, что невольно задаешься вопро­сом: зачем гнаться за эфемер­ным счастьем, когда все, что для этого нужно, совсем ря­дом. Березовая роща, которая возвращает воспоминаниями в детство, петушиное пение вместо часов и небольшая де­ревенька, которую ты вернул к жизни. А она в ответ стала твоим местом силы.

В первой поло­вине восьмиде­сятых ушли из жизни послед­ние жители Берёзок

Галина ЖУКОВА

*******

О войне, народном  единстве и родине или Какие еще истории можно услышать в Васьковщине

Слишком тихо и спокойно — такое первое впечатление сложится у тех, кто приехал сюда из большого города. К тому же зимой деревня будто впадает в спячку: холодно и пустынно на улице, только перекликаются между собой звонким лаем собаки. Такая она — небольшая деревенька, приткнувшаяся на краю леса, — Васьковщина.

Рассказом о ней мы открываем цикл материалов в рамках авторского проекта «Глубинка». На страницах газеты расскажем об обычных на первый взгляд селах, разбросанных на карте нашего района, занимательных историях, услышанных тут, и необычных людях, которые живут в этой живописной глубинке. Итак, поехали.
— А давайте я вас свожу в Васьковщину, к Фене Никитичне зайдем, — над вопросом об эксклюзиве председатель Проземлянского сельисполкома Николай Ярох долго не задумывается. Для него это лишний повод наведать старейшую жительницу деревни. Мы же всегда готовы ностальгировать вместе с интересным собеседником по советским временам, слушать рассказы о комсомольской молодости и с болью в сердце — о войне, которая так или иначе коснулась тогда каждой семьи.
Ну что вы, в Васьковщину надо ехать летом или осенью, сокрушенно вздохнет обыватель. Вот тогда да, в лесу поблизости просто прохода от людей не будет: места здесь ягодно-грибные, и это все знают. А зимой-то что тут делать? Эх! Но у нас совсем другие цели.
Действительно, такой порой в деревне наберется всего человек семь жителей. Старики умерли, дети выросли и разлетелись кто куда. А ведь когда-то одних коров здесь держали порядка пяти десятков, праздники отмечали всей деревней. Да и сама она шумела веселым разноголосьем, трудилась, справляла свадьбы и отмечала рождения. Одним словом, жила.
Живет она и сейчас, только тише и как-то незаметнее, не привлекая к себе внимания, что ли. А со всех сторон к ней подбирается лес, в котором Феня Никитична Дементей знает, пожалуй, каждую тропинку.

— Приезжали ко мне журналисты, писали уже, — встречает гостей радушная хозяйка. Знаем, Феня Никитична, знаем. Но ведь невозможно приехать в Васьковщину и не заглянуть на огонек к женщине, которая стала местной легендой. Несмотря на свой глубоко почтенный возраст, у нее живо горят глаза, которые не утратили интереса к жизни, а память хранит отчетливые картины прошлого.
— Родилась я в деревне Новоселово, ее тогда называли Двор Паулья. И конкретно в наших местах во время войны партизаны не дислоцировались. Зато поблизости стояли народники, которые их уж очень боялись, — рассказ о своей долгой жизни сельчанка всегда начинает с событий военных лет. — Так вот те народники часто подъезжали к лесу, что за Паульем, и просто обстреливали территорию, на всякий случай. Один раз минометным огнем снесли яблоню-антоновку в саду местного пенсионера. Дерево просто с корнем вырвало. Так односельчане собрались вместе, помогли восстановить старику сад. А у него еще пчелы были. Он, когда мед собирал, всегда всю деревню угощал.

Вот вам и пример народного единства. Слушаешь и гордишься: белорусы — они такие, дружные и отзывчивые, своих в беде не бросят, поделятся последним. Главное, почаще вспоминать об этом. А если кто забыл, Феня Никитична напомнит. У нее таких историй — до ночи слушать. Раньше, когда прогресс не шагнул так далеко, их рассказывали детям в качестве сказок на ночь, обсуждали с соседями и в перерывах между работой. Может, оно и правильно, так и надо, чтобы не забыть о важном: мы — часть трудолюбивого, мужественного, великого народа.

— А вот еще был случай. Три местных парня решили добыть мед для партизан. Добыть-то добыли, только попали в руки фашистам. Им конвоиры, пока доставляли в тюрьму, и после, уже в камере, говорили: бегите, а то расстреляют. Парни не поверили, поплатились жизнью. Они должны быть в братской могиле похоронены, что в Коптевичах, — наша рассказчица вздыхает, на минуту замолкает. Минута молчания — чтобы почтить память тех, кто жил рядом, на соседней улице, в одной деревне, но так и не дождался победного мая.

Тяжело пришлось и после войны, когда на руинах надо было заново строить страну. Рассказывает Феня Никитична, что закончить смогла только три класса: мать трудилась дояркой, надо было помогать ей ухаживать за младшим братом. А после и сама пошла работать, одним словом, не до учебы было в то непростое время, когда каждые руки ценились на вес золота.

Правда, из колхоза наша собеседница пыталась как-то выехать. Известно, что паспорта тогда сельчанам не выдавали, поэтому пришлось идти на хитрость: девушка записалась в ряды тех, кого отправляли на Север, на лесоповал. Реальность оказалась далекой от той, что показывают в фильме «Девчата», и через полгода беглянка вернулась на родину.
Родина — слово для самой старшей жительницы деревни Васьковщина простое и понятное. Выйди во двор — и вот она, родина. Немногочисленные соседи, кромка леса за деревней, воспоминания, в которых все еще живы родные люди, а молодость наполняет силами, истории про победу и победителей — так мало и одновременно много надо для того, чтобы понять, как сильно любишь родные места и как много с ними связано. И неважно, где они — в шумном мегаполисе или тихой и аутентичной Васьковщине. Главное, чтобы в сердце.

Галина Жукова.