Похороненный в Куропатах

Не пощадила судьба малограмотного крестьянина с Чашниччины. Лишь спустя полвека внуки и правнуки Михаила Григорьевича Цыбульского смогли получить документы следствия по делу. Как мало потребовалось, чтобы крепкого сельчанина, обеспечившего относительное благополучие своей семьи исключительно честным трудом, в одночасье лишили всего нажитого и жизни. Огромное государство с названием СССР в 30-е было страной, население которой делилось на палачей и жертв.
Не думал Михаил Григорьевич Цыбульский, получивший после революции надел в 5 гектаров земли и обосновавшийся на хуторе Липомовщина близ Жучков, что станет жертвой. Надел с сыновьями, избавляясь от лозы, разрабатывал так, что руки постоянно были в крови. Вступил в колхоз «Чырвоны кастрычнік». Но что случилось потом? Позволил себе высказаться по поводу непомерного налога, покритиковал местного начальника или просто кто-то позавидовал? В материалах следствия конкретные факты, по которым крестьянин попал в поле зрения органов, замалчиваются, о них можно только догадываться.
6 января 1938-го в хуторской дом рачительного земледельца, известного на всю округу портного прибыли оперуполномоченные. Произведя обыск, забрали хозяина и доставили его в Оршанскую тюрьму.
Арестованному тогда уже исполнилось 59 лет.
В момент ареста в доме деда находилась внучка — Анна Павловна Курсевич, проживающая ныне в деревне Жучки. Правда, о происшедшем знает со слов матери, Анастасии Михайловны, так как сама была ещё младенцем.
В тот день мама, взяв малютку-дочь, пришла из Жучков на хутор к родителям помочь по хозяйству. Но там их встретили незваные гости. Усадив отца на стул, взялись обыскивать дом. Михаил Григорьевич, вынув из кармана трёшку, насыпал в неё махорки и закурил. Родные всполошились: разве можно так с деньгами? Дед обречённо махнул рукой: мол, ему состояние уже не понадобится… На хутор больше не вернулся. Уже 8 января, через два дня после ареста, заседанием Особой Тройки НКВД БССР на основании ст.72 УК БССР (антисоветская пропаганда) был осуждён к высшей мере наказания. Приговор приведён в исполнение 5 февраля 1938-го в Минске.
Вот некоторые подробности обвинения.
Из протокола допроса арестованного:
Вопрос. Следствие располагает данными, что на протяжении ряда лет Вы проводили среди населения антисоветскую агитацию против мероприятий партии и советской власти.
Ответ. Я никогда не агитировал против мероприятий партии и советской власти, никогда не говорил, что при советской власти жить стало очень тяжело.
Вопрос. Признаёте ли Вы себя виновным в предъявленном Вам обвинении от 6.1.1938 по 72 ст. УК БССР?
Ответ. В предъявленном мне обвинении … в отношении антисоветской пропаганды и контрреволюционной деятельности я себя виновным не признаю. Я виноват лишь только в том, что в 1918-м принимал активное участие в левоэсеровском восстании в Чашникском и Сенненском районах БССР. Мною в то время вместе с шурином Иваном, руководившим эсеровским отрядом и впоследствии убитым, был доставлен воз оружия из г. Сенно в Чашникский район, и всё оружие было отдано эсеровскому отряду.
Участвовал или заставили признаться? К делу приобщена фотография, на которой люди в военной форме. Один из них — Михаил Гигорьевич Цыбульский. Но который? Здравствующие потомки не знают, так как или видели деда, будучи младенцами, или вообще не видели. О военной службе Михаила Григорьевича известно также из протокола допроса: он подтверждает, что служил ефрейтором в царской армии. Раз в царской — почему не эсер? Для пролетарских вождей неважно, что малограмотный и в политике не разбирается.
А события левоэсеровского мятежа действительно докатились до Сенно.
Современные историки называют левоэсеровский мятеж демократическим сопротивлением большевизму. Являясь врагами полицейского режима династии Романовых, именно левые эсеры поддержали большевиков в октябре 1917-го. Но вскоре между ними возникли разногласия. На 5-м Всероссийском съезде Советов в 1918-м, где делегаты от партии левых эсеров составляли 30%, они выступили против введения смертной казни за «предательство дела революции», внесли предложение расторгнуть Брестский мир, чтобы помочь жителям оккупированных районов. Высказались также против введения продразвёрстки, продналогов и комбедов. После подавления стихийного мятежа в Москве Ленин потребовал: «Действуйте самым решительным образом против кулаков и снюхавшейся с ними левоэсеровской сволочью…». А пламя восстания разгоралось. Вслед за московским мятежом отголоски его прокатились по всей территории бывшей Российской империи. Пожар левоэсеровских восстаний докатился до самых западных областей, контролируемых большевиками. Самые заметные выступления, о которых писали в 1918-м «Известия ВЦИК», произошли именно в Орше и Сенно. Председателем исполкома в Орше был левый эсер Буевич. На подавление Оршанского восстания были брошены отряды красноармейцев из Витебска, Смоленска и Невеля. Однако и после поражения эсеров на Оршанщине оставались около 10 тысяч вооружённых человек, которые надеялись создать «свою республику».
У левых эсеров в Сенно к моменту восстания в руках были почти все ведомства. На подавление мятежа бросили 1-й латышский кавалерийский полк. Вошедшие в Сенно красноармейцы повстанцев уже не застали. Захватив со склада и казны около миллиона рублей, левые эсеры нарушили демаркационную линию, выбили немцев, но под давлением значительных сил противника вынуждены были вернуться на территорию, контролируемую большевиками. Часть из них была арестована, а часть разбежалась по окрестным лесам.
Безусловно, чашникские крестьяне вполне могли участвовать в мятеже. Но почему обвинение Михаилу Григорьевичу Цыбульскому предъявили спустя 20 лет после подавления восстания, когда эсеры никому уже не угрожали? Деревня Жучки находится недалеко от Сенно, на дороге Орша-Лепель, т. е. в зоне конфликта. Добавка подобной политической подоплеки обвинению значительно повышала весомость улик.
Скольким жителям Чашниччины приписали в 30-е участие в левоэсеровском мятеже? Думаю, не одному десятку и даже сотне. Архивы открыли далеко не все тайны страшного, жестокого времени. Судьба Михаила Цыбульского — одна из множества.
«Сын за отца не в ответе»,— идеология 30-х. Но дети отвечали.
Тяжело пришлось Григорию, Анатолию, Анастасии и Софье Цыбульским, которые всю жизнь прожили на Чашниччине. Долго они носили клеймо «детей врага народа» со всеми вытекающими последствиями. Ещё сильнее арест отца сказался на судьбе старших сыновей — Петра, Николая и Владимира. Старший к тому времени окончил университет и преподавал в Полоцком лесном техникуме. Отец очень надеялся, что именно Пётр поможет ему избежать страшной участи, не понимая, какая угроза вместе с его арестом нависла и над сыном. Второй по старшинству — Николай. Также имел образование, работал учителем, и ему пришлось отвечать за отца. Сыну Владимиру, 1921-го года рождения, не дали даже закончить школу в родных Жучках. Николай забрал его в Могилёвскую область и определил в школу посёлка Шамово. Володя закончил её с золотой медалью. Было это в 1941-м. Домой он вернулся, когда через село шли отступавшие красноармейцы. «Что мне делать?» — спросил он мать, Василису Дорофеевну, которая ответила: «Как что? Идти на войну, как все».
Юноша ушёл с отступающими частями Красной армии. Отважный комсомолец погиб в 1943-м под Курском и захоронен в братской могиле д. Ламской Старо-Оскольского района Курской области. Память Володи родственники увековечили и в родном селе, поместив его фото на памятник на могиле матери. Военными дорогами сороковых прошли Пётр и Николай. Дети «врага народа» отважно защищали свою Родину и народ в годину суровых испытаний. История, повторившаяся в тысячах семей белорусских крестьян.