1940-й. Всё ещё живы
Передо мной фотография из семейного альбома моей бабушки Анны Захаровны Вильчик с надписью «Ноябрь 1940-го». Мысленно возвращаюсь в деревню Придворье, где провела много дней в детские годы. Этот снимок когда-то открыл для меня кусочек военной истории села. В ней так много схожего с военными былями других деревень Чашниччины и судьбами земляков, которым выпало суровое лихолетье. Пусть всем им общим памятником будет наша память.
…Четверо парней тщательно готовились к встрече с фотокамерой. Трое из них — придворские. Все — Вильчики, все — Артёмовичи. Фёдор, мой отец, крайний справа вверху, и Артём, крайний справа внизу, — родные братья. Михаил, крайний слева вверху, их односельчанин и друг. Четвёртого, крайнего слева внизу, старожилы помнят как племянника Авдули, набожной одинокой бабки, нянчившей у придворских детей. Очевидно, он был приезжим.
Моя бабушка, простая крестьянка, не знавшая грамоты, всегда имела свой взгляд на политические события в стране. Выложив на стол эту фотографию, начинала свою пропаганду для меня примерно так: «Хто не ведаў, што будзе вайна? Сталін? У нас ў Прыдвор’і ведалі ўсе: Гітлер прыйдзе. Хлопцаў, якіх па гадах маглі на вайну ўзяць, на Данбас адпраўлялі. Казалі, з шахтаў браць на фронт не будуць…»
Вместе с другими ребятами поехал в Донбасс мой дядя Артём. В 1941-м ему только 18 и исполнилось. Не спасла Украина. Восемнадцатилетний парнишка навеки остался в полтавской земле.
Нелегко пришлось младшему — моему отцу Фёдору. 16-летний юноша, убеждённый комсомолец и патриот, узнав о приближении врага, вместе с сельской молодёжью отправился из родной деревни на восток. Под Оршей дорогу им преградили немецкие танки. Помню, с какой болью и через много лет отец вспоминал: «Танки шли по полю. Так красиво колосилась рожь. Не в силах противостоять врагу, стояли и плакали…».
Вернулись в Придворье. Не заставили себя ждать представители новой власти. Комсомольцу было предписано явиться в полицию, чтобы оформиться на службу. Не покорился — за ним пришли. Фёдору вручили лошадь и в колонне таких же непокорных велели следовать в Чашники. Дело могло закончиться плачевно. Но знакомые полицаи, которых принудили стать в ряды немецких пособников, предупредили бабушку, находящуюся в это время в Закурье у родственников, и посоветовали ей сменить сына у лошади. Анна бросилась в путь, догнала колонну. Не без помощи тех же полицаев сумела подкупить конвоиров самогоном, вытолкала сына в придорожные кусты, а сама пошла в колонне с лошадью. В Чашниках женщину отпустили.
Отец перебрался в партизанскую зону, в Ушачский район, и до освобождения сражался с врагом в бригаде Данукалова. Дважды только чудо спасло его от смерти. Видно, много молилась за него глубоко верующая мать. Первый раз — когда пошёл в разведку в одну из деревень Ушаччины с двумя партизанами.
Товарищи должны были переговорить со связным, проживавшим в селе. Федору поручили находиться снаружи и наблюдать за обстановкой. Неожиданно часовой увидел, как из трубы одной из хат среди бела дня валит дым. Смекалистый юноша вовремя сообразил, что предатель заметил партизан и подаёт сигнал находившимся в соседней деревне немцам. Успел предупредить товарищей, но каратели уже подъехали. Товарищи Фёдора убежали. Ему не повезло. Вражеская пуля угодила в ногу. Не чувствуя боли, он кружил по лесу, а за ним — с овчарками немцы. Казалось, спасения нет. Как учили, приготовил гранату, не желая живым сдаться врагу. И, как учили, хотел подпустить к себе побольше преследователей. Неожиданно на пути раненого партизана появился глубокий ручей. Совершенно обессиленный, он ринулся с кручи и рухнул в воду. Собаки прошли над ним, не сумев взять след…
Прибывшие в отряд разведчики доложили, что Федя Вильчик убит. «Убитый» сумел попасть в расположение партизан через два дня. Самолётом был отправлен за линию фронта в один из госпиталей Иваново. После лечения вновь вернулся в отряд.
Воевал до освобождения. Второй раз ангел-хранитель спустился к нему на одном из островов Палика. Израненного, истекающего кровью, находящегося в бессознательном состоянии юношу заметили с санитарной машины, объезжавшей блокадную территорию после освобождения. На ноги вновь поставили в Иваново.
В освобождённом селе родители, много пережившие во время оккупации, ждали младшего сына. На старшего уже имелась «похоронка». Но Фёдора всё не было. Однажды бабушка пошла сельской улицей на огород. Вдруг в конце деревни увидела седого, опирающегося на палку старика, который не мог управиться с вещмешком. Она подошла, чтобы помочь ему. Нуждающимся в помощи «стариком» оказался её младший сын, возвращавшийся из госпиталя, было ему всего 19…
Не уберегла судьба и третьего Вильчика — Михаила, хотя о его участии в сопротивлении свидетельств нет. Военное лихолетье переживал в селе, был женат. Попал в поле зрения «орловцев». Так называли в Придворье и окрестных деревнях предателей из бригады Каминского, дислоцировавшейся в Лепеле. На самом деле это были брянские полицаи. Вместе с женой его за-брали на работы. Жена вернулась. От неё родственники и односельчане узнали, что Михаила расстреляли.
Что стало с четвёртым, приезжим — сведений отыскать не удалось. Бабку Авдулю в деревне хорошо помнят. Она умерла где-то в 60-е. А вот племянника после войны в Придворье никто не видел. Возможно, его жизнь также оборвалась в лихолетье сороковых.
